Шамсуддинов дал интервью корреспонденту uzbekinfo Галиме Бухарбаевой, в котором рассказал подробности того кровавого дня.

__________________

Год спустя после андижанской резни Лутфулло Шамсуддинов до сих пор с трудом говорит о пережитом 13 мая прошлого года. Этот день начался для него очень рано и закончился очень поздно, возможно, он продолжается до сих пор.

ГБ: Лутфулло-ака, как начался для вас день 13 мая, как вы узнали о том, что произошло?

ЛШ: Около 6 часов утра, когда я еще находился дома, я услышал выстрелы и голоса людей, собиравшихся на улицах города. От них я узнал, что в городе начались беспорядки.

ГБ: Что вы увидели, когда вышли из дома?

ЛШ: По дороге из дома до площади Бобура я увидел один труп солдата у здания Службы национальной безопасности (СНБ), узнал от людей, что ночью там была перестрелка между восставшими и сотрудниками СНБ. Я доехал до областного хокимията, что на площади Бобура и там увидел шесть трупов, это были гражданские люди, среди них были женщины и один подросток. Я с удивлением увидел вчерашних ребят, мирно протестовавших против судебного процесса по делу 23-х бизнесменов, с оружием в руках, они находились в захваченном здании хокимията. Тем временем на площади Бобура начались собираться люди.

ГБ: Как они объяснили вам случившееся? Были ли среди них посторонние люди, иностранцы?

ЛШ: Никаких иностранцев не было. Там были только андижанцы, все те же ребята, которые приходили в суд для поддержки бизнесменов. Это их родственники, друзья и работники. На мой вопрос, что случилось, они ответили: «так получилось, у нас не было выхода».

ГБ: Утром, когда народ начал собираться на площади, предпринимались ли попытки со стороны узбекских властей начать штурм, разогнать людей?

ЛШ: Да, попытки предпринимались. С 10 часов утра время от времени звучали выстрелы, возможно, это были снайперы. Затем после 11 часов к толпе подъехали около 12 солдат на двух джипах и открыли огонь. Тогда погибли 10 человек. Люди начали кидать в солдат камнями, мятежники открыли ответный огонь. Им удалось поймать двух или трех солдат из одного из джипов, и они увели их в хокимият, как заложников. Часом позже на площади появился БТР, он также обстрелял толпу, тогда погибли около 25 человек.

ГБ: Сколько в это момент на площади было людей и почему они не расходились даже под обстрелом?

ЛШ: Было порядка 3-4 тысяч человек. Они не расходились, так как хотели в этот день любой ценой добиться правды от властей.

ГБ: На площади начался большой митинг, о чем говорили выступавшие?

ЛШ: Люди жаловались на несправедливость властей, говорили о том, что они годами не могут получить зарплату, и ее все равно не хватает даже на питание. Что узбеки вынуждены батрачить в России и Казахстане из-за тотальной безработицы в стране. Что андижанцы устали от перебоев с поставками газа и электричества, что они мерзнут уже несколько зим. И что власти их обвиняют в религиозном экстремизме, как только они начинают защищать свои права. Демонстранты ждали, что к ним придет президент Каримов.

ГБ: Вы думаете, что была возможность мирного решения конфликта, могли ли власти пойти на переговоры?

ЛШ: Я думаю, что власти с самого начала решили убрать всех силой, в город была стянута целая армия. Днем, когда я проходил мимо 3-го роддома, рядом еще общежитие медицинского техникума, там я увидел три зенитные артиллерии. Это были машины Урал с ферганскими номерами. Если использовать эти машины, то можно сносить целые здания, они выпускают до 400 патронов в минуту. Могут уничтожить любое бетонное сооружение. Так что власти готовились серьезно. Возможно, они боялись, что армия перейдет на сторону народа. Жители махалли на улицах Фитрат, Алиева и Чор-Гузор могут подтвердить, что тоже видели зенитные артиллерии. Но, слава Богу, они не использовались в тот день.

ГБ: Когда начался штурм со стороны правительства, и сколько было человек в это время на площади?

ЛШ: После 17 часов колонны БТРов начали обстреливать топу демонстрантов на площади Бобура, там было в этот момент как минимум 10 000 человек, а по всему городу на ногах стояли около 50 000. БТРы проезжали один за другим и стреляли прямо по людям. Никаких предупреждений не было, войска не дали возможности уйти с площади даже женщинам и детям. Там погибло много народу.

После шести часов все демонстранты и мятежники из хокимията искали способ уйти с площади. Они разделились на части, и одна часть – около 2 000 человек - пошла в северном направлении, я за ними на своем велосипеде. Демонстранты выставили на первый план около 15 заложников, там были солдаты, милиционеры, сотрудники СНБ и прокурор города Ганижон Абдурахимов. Женщины, девушки и дети были в центре, мужчины по сторонам.

Мы дошли до улицы Чолпон, около строительного колледжа и школы номер 15, оказывается, нас ждала засада, там были солдаты и два БТР. Как только толпа подошла ближе к ним, они открыли огонь. Стреляли из БТРов и несколько солдат лежали на земле и стреляли из пулеметов. Я их видел.
Это был ужас. Пули свистели над головой, они лились как дождь. Жуткое зрелище. Женщины так кричали, дети кричали и плакали, они просили и умоляли не стрелять, что у них нет оружия. Тут пошел такой сильный дождь. Водяной дождь льет на нас сверху, а дождь их пуль спереди.

Затем я начал отползать назад, тащил за собой и свой велосипед. Там есть трехэтажные дома, я спрятался там в углу и смотрел. На моих глазах погибло 300 человек.
Затем я пополз на животе до переулка, свернул там и таким образом добрался до дома Саиджахона Зайнабиддинова. Ему я передал несколько гильз от крупнокалиберных патронов, которые успел собрать на улице Чолпон.

ГБ: Вы видели, что стало с заложниками?

ЛШ: Да, я видел, они были первыми убиты солдатами, включая прокурора Абдурахимова.

ГБ: Сколько человек, по-вашему, погибло в тот день в Андижан?

ЛШ: Я думаю, что как минимум 1000 человек. Я удивляюсь, что некоторые, кто был на улице Чолпон, выжили.

ГБ: Что вы чувствуете, когда вспоминаете об этом дне?

ЛШ: Ужас. Я вам сейчас рассказываю и мне уже не по себе. После того, как я спасся, я три дня не мог прийти в себя. До сих пор меня мучают кошмары. Я болею, когда думаю об этом. Я не могу поверить в такую жестокость. На улице Чолпон были дети, женщины, девушки. Как можно стрелять из орудия в женщин? Там были их соратники, около 15 заложников. Их первое дело было освободить своих, а потом приказать женщинам и детям уйти. Но без всякого предупреждения стрелять в упор, я этого не понимаю.

Было так страшно, пулеметы стреляют дун-дун-дун, автомат – та-та-та-та. Пулеметы сносили головы, было много трупов без головы.

ГБ: Что было после, я знаю, что вы были снова на площади 14 мая?

ЛШ: Утром 14 мая в 5:30 я вышел из дома и по улице Пиллякаш снова пошел на улицу Чолпон. Мне уже не было так страшно, так как я увидел жителей махали на улице. На том месте, где была ночью резня стояли три грузовика и один автобус, в них солдаты грузили тела убитых. Территория охранялась солдатами спецназа, они выглядели необычно, очень большие. Между нами было расстояние около 20 метров. Минут 20 я наблюдал, как они грузили - женщин отдельно, детей отдельно, мужчин отдельно. Затем, когда они закончили грузить тела, они уехали в северном направлении, в сторону Комсомольского озера, Бутакара.

Что интересно, они оставили около 20 трупов мужчин, крупного телосложения, весом по 90 килограмм. Я думаю, что они оставили намеренно, якобы, там было сражения и это тела террористов. Чтобы население Узбекистана и международное сообщество увидели, что терроризм может привести к таким последствиям.

Тем временем в городе продолжалась стрельба. Если первый выстрел был сделан вечером 12 мая, то последний был сделан 16 мая вечером, в городе шла зачистка.

ГБ: Кошмар 13 мая не закончился для города, вы сказали о зачистках, что вы имеете в виду?

ЛШ: Прежде всего, это свидетельства о том, что солдаты добивали раненых. В ту ночь, когда я смог спастись и добраться до дома Зайнабиддинова, мы всю ночь за стеной слышали одиночные выстрелы. Потом мы узнали, что это солдаты убивали тех, кто еще был жив. Солдаты спрашивали, «кто раненый», те думали, что пришла помощь и отвечали «я». И тут солдаты их стреляют, добивают.

ГБ: Власти закрыли больницы с ранеными, были свидетельства, что пациенты затем исчезали?

ЛШ: Я знал одного человека, он жил на улице Ахборот. Очень крупный здоровый мужчина, он был ранен в ногу и его брат отвез его в больницу. Затем брата арестовали, а он сам, как сообщили, умер в больнице. Я считаю, что он не мог умереть от ранения в ногу, я слышал, что в больнице тоже стреляли. Ранен, значит, участник.

Даже немцы такое себе не позволяли. Мой отец лежал раненым в немецком госпитале во время войны, он был переводчиком. И то фашисты это не делали, раненых не убивали. И то, это была война, это понятно, когда с обеих сторон есть оружие, тогда, ладно, воюй. Солдаты солдат убивает. А тут же мирные жители, без оружия.

ГБ: Я знаю, что вскоре власти начали преследовать вас, ваш коллега Саиджахон Зайнабиддинов был арестован и отбывает срок.

ЛШ: 15-16 мая власти начали распространять свою пропаганду и заявлять, что в городе был террористический акт. Президент Каримов и министр внутренних дел Алматов сказали, что знают всех журналистов и правозащитников, кто распространял «лживую информацию». Я понял, что нас скоро арестуют. К моей жене пришла одна женщина и сказала, что я и Зайнабиддинов в списке и есть приказ нас расстреливать на месте.

Мы с Саиджахоном поехали в Кыргызстан, где встретились с сотрудником Хьюман Райтс Вотч Александром Петровым. Что было странно, что нас уже не хотели принимать ни в одной гостинце, ни в Оше, ни в Джалалабаде, видят, что мы андижанские и отказывают, пришлось остановиться у местного правозащитника.

Петров нас спросил о нашей безопасности. Я ответил, что опасность существует. Саиджахон сказал, что нет. Мы поехали обратно в Андижан, но врозь. На следующий день ко мне пришел сын Саиджахона и сказал, что его отец арестован.

ГБ: Что было дальше, как вам удалось уехать из Узбекистана?

ЛШ: Мне помогли друзья выехать из Андижана в Ташкент, а оттуда, 26 мая, я перешел легально границу с Казахстаном, где обратился в УВКБ ООН за убежищем. Я получил статус беженца 30 июня, но 4 июля меня арестовали в Казахстане.

ГБ: Это был драматический момент для вас, существовала большая угроза, что вас выдадут.

ЛШ: Меня арестовало Алматинское городское отделение милиции, у казахов был целый альбом с фотографиями, переданный им с узбекской стороны, всех лиц, разыскиваемых в связи с андижанскими событиями. Там была моя фотография тоже.

ГБ: Как вели себя казахстанские милиционеры, как они обращались с вами, чувствовали ли вы, что они хотят вас выдать?

ЛШ: Казахи со мной хорошо обращались, никто не бил, не издевался. 6 июня в Алматы приехали сотрудники СНБ Узбекистана, и тут начался торг. Я слышал, как узбеки говорили казахам, чтобы они мне «вешали лапшу на уши» и уговорили меня отдать им все семейные документы, наши паспорта, что мне ничего не будет. Предлагали деньги.

Затем казахские милиционеры начали меня убеждать, чтобы я позвонил жене и попросил ее отдать им наши паспорта. Я позвонил, к счастью, жена успела все документы отдать в ООН.

ГБ: Вы знали, что ваш арест был важным событием, за которым следили журналисты и политики на Западе?

ЛШ: Тогда еще не знал. В ночь с 11 на 12 июля меня вывезли из РОВД, я думал в Узбекистан. Оказалось в аэропорт. Там меня ждала вся моя семья. Была вооруженная охрана. Сотрудники УВКБ ООН, которых я хочу поблагодарить особенно. И всех журналистов следивших за моей судьбой. Из аэропорта в Алматы мы полетели в Амстердам.

ГБ: Лутфулло-ака, спасибо вам большое за интервью и за ваше мужество, будьте здоровы.
___________________________

Лутфулло Шамсуддинов – правозащитник из Андижана, член Независимой организации по правам человека Узбекистана (НОПЧУ) ныне проживает в изгнание в Соединенных Штатах Америки. Шамсуддинов надеется на восстановление справедливости по событиям в Андижане 13 мая 2005 года.

Галима Бухарбаева,

на фото: правозащитник Саиджахон Зайнабиддинов демонстрирует гильзы, собранные Шамсуддиновым на улице Чолпон